Взяв сполна причитающуюся ей плату за съеденное пространство, вечность свернулась обратно в мгновение, и разведкоманда завершила наконец свой нуль-пространственный шаг; спустя секунду по земному времени и месяцы по часам, измеряющим отпущенный каждому из них срок жизни, их ноги коснулись пола в тесном кабинете, где навстречу им уже поднимался из кресла полковник Битер.
Хан на мгновение зажмурился и тряхнул головой — у него вдруг появилось ощущение довольно большого отрезка времени, прошедшего с момента расставания с полковником, и вместе с тем возникло навязчивое желание вспомнить события своей жизни, произошедшие в течении этого отрезка. Операция на Сколте как будто подернулась дымкой минувшего, а все, случившееся между их последним шагом в забитый одрами зал и появлением в кабинете полковника казалось большим провалом в памяти. Однако «волчий воротник», по-прежнему обременяющий шею Вика, стоящего от Хана слева, свидетельствовал, что Битер говорил правду: за последние секунды стандартного общего времени разведчики потеряли, судя по ощущениям, не один месяц собственной жизни.
— С прибытием, — коротко приветствовал разведчиков шеф. Подойдя, он первым делом взял у Хана из рук аутгровс, вернулся с ним к своему столу и, обойдя его, нажал незаметный выступ в задней стене. Прямо над креслом в стене уехала вверх небольшая дверца, за ней открылся сложный прибор с круглой выемкой посередине — приемник, как понял Хан. Битер вложил «яблоко» в выемку; горящие на приборе огоньки погасли, дверца закрылась. Полковник обернулся к столу и вызвал по внутренней связи бригаду из лаборатории.
Вик тем временем освободился от своей ноши, Ольга продолжала стоять на том самом месте, куда только что шагнула через пространство-время, растерянно наблюдая за действиями Битера.
— Где мы так долго были? — произнесла она, — Почему я ничего не помню?..
— В башке провал, как после месячного запоя, — поддержал ее Вик.
— Нуль-пространство съело наше время. Потом объясню, — ответил Хан коротко, осматривая между тем волка. Хан опасался — и не без оснований — что лимит времени, отпущенный в этом мире оборотню, был съеден нуль-переходом без остатка. Но, странное дело — волк, несмотря на все перипетии, постигшие его безжизненное тело еще в логове, плюс к тому отобранное у него переходом время оставшейся жизни, был еще живым. Единственное объяснение этому факту могло крыться в том, что состояние его, несмотря на смещенные позвонки, было стабильным, он мог бы еще долго жить, а придя в себя и перевоплотившись — возможно, даже полностью поправиться.
— Живой? — спросил, подходя, полковник.
— Живучая скотина. Хоть в этом нам повезло, — отозвался Хан, думая о том, что старого волка им так и не удалось поймать. Да бог бы с ним, с волком, кабы не Фэй — шальная девчонка, неожиданная и искренняя в любви и в ненависти, пахнущая степным ветром и горячей кожей — вольное дитя Леу-Сколта, которое оборотень для чего-то прихватил с собой.
Дверь кабинета открылась, впуская «бригаду» из лаборатории: на вызов явились два штатных научных сотрудника — Дыгай и Хурц, в белоснежных комбинезонах и при белых шапочках, с носилками наперевес. Подхватив с двух сторон волка — Хан подсобил посредине — научники принялись бережно укладывать его на носилки.
— Осторожнее! — прикрикнул Дыгай, укладывавший ноги, на Хурца, которому досталась голова.
«Видел бы ты, как мы с ним на Сколте осторожничали», — усмехнулся про себя Хан. Хурц устроил голову волка поудобнее, даже шерсть на шее поправил; из под шерсти при этом что-то блеснуло. Хан наклонился посмотреть — что. Под густой шерстью на шее волка, оказывается, скрывался узкий кожаный ошейник с толстой золотой бляхой посредине; вся поверхность бляхи была покрыта сложным узором искусной работы.
«Псы», — вспомнил Хан, отпуская ошейник.
— Что с Сештом? — спросил Битер, в то время как «ветбригада» уже влекла носилки с оборотнем на выход.
— Убит, — уронил Хан.
Полковник молча кивнул, отвернулся и прошел за свой стол, разведчики заняли три кресла напротив. Четвертое кресло осталось свободным. Помолчали с минуту, как было заведено, отдавая долг памяти не вернувшемуся с задания. Сешт не был никому из них близким другом — для чарсов такой вид отношений, как «дружба» являлся вообще несвойственным по самой их природе; но они умели сотрудничать, и Сешту удалось слиться с людской командой, стать ее незаменимым членом. Хан, знавший о холодных родственных отношениях между чарсами и об их непрочных семьях, думал сейчас о том, будет ли кто-нибудь на родине печалиться о гибели Сешта больше, чем небольшая группа людей, которым он стал братом по оружию.
— Хантер, докладывай, — прервал минуту молчания шеф.
Хан рассказал в двух словах о посадке в мертвом городе, о подземной гиперсети в логове волков, объяснил Битеру природу «хозяев» («Они как чарсы, только те — кошки, а эти — псы»), остановился подробнее на природе рикеров — этого не знали пока даже Ольга с Виком. Их, как и Битера, рассказ о подземной лаборатории по производству монстров из людей не оставил равнодушными.
— Говоришь, лепят такого урода из мужчины и женщины? — переспросил, едва разжимая зубы, полковник.
— Да, так.
— Андрогин, идол древних, — вымолвила Ольга. — Венец творения…
— Творец вонения, — зло уточнил Вик.
Хан продолжил, рассказал о последней битве с одрами, о гибели Сешта — полковника обстоятельства гибели заметно насторожили — и закончил бегством волка, сопровождавшимся отключением гиперсети.