Знак Избранника - Страница 112


К оглавлению

112

Он отвернулся от них, сделал большой прыжок и прорвал невесомую снежную завесу. «Может быть, они еще будут иногда разговаривать вслух. Для разнообразия…» — размышлял Волк, удаляясь огромными скачками от заснеженного метеорита, белой звезды и спиральной галактики. Он уходил, больше ничто не удерживало его.

Он был свободен.

Пояс Ареса

Посреди бескрайней ковыльной степи, очень похожей на земную, лежала тускло отсвечивающая на солнце груда мертвого металла. Печальные обломки, в недавнем прошлом бывшие боевым космическим кораблем.

Из пяти человек, находившихся в данный момент в недрах поверженной махины, трое не смогли пережить последней жесткой посадки. Те двое, что каким-то чудом остались живы после падения, выбрались из рваной пробоины, зиявшей в центральной части корпуса корабля, и уселись рядом, поглядывая в бледно-голубое безоблачное небо, словно надеясь увидеть на его фоне приближающуюся галочку спасательного катера.

Земля воевала с Пиригрином за раздел мира, и в анналах истории, вероятно, была отмечена какая-то гипотетическая дата начала сего непримиримого конфликта, ставшего основополагающим фактором в жизни десятков поколений. Однако поколению, живущему и воюющему ныне, эта дата представлялась смутной легендой, относящейся к области доисторических преданий.

Корабль капитана Боина был сбит сегодня в одной из бесчисленных стычек за систему звезды Кукс. Своими параметрами Кукс напоминал земное Солнце и пиригринский Латосп. Бои за систему велись уже около двух земных лет и с переменным успехом. Земляне бились с пиригринцами в космосе, в около- звездном и околопланетных пространствах и на самих планетах; сражались яростно и упорно, превращая в металлический лом миллионы тонн новейшей военной техники и безжалостно уродуя лик системы.

Четвертая от Кукса планета, на которую упал корабль Боина, была, к счастью, одной из двух планет системы, считавшихся пригодными для жизни.

В живых на сбитом корабле, кроме самого капитана, остался юнга Инжоди Гил. Его летный комбинезон был в нескольких местах разорван, на обнажившихся участках тела алели глубокие порезы и ссадины, сочащиеся кровью. Что касается капитана — его облик и одежда не обнаруживали ни малейшего следа перенесенной катастрофы. Однако людям, знающим его, это вовсе не показалось бы чудом. Точнее сказать, для них это явилось бы чудом привычным: о загадочной, почти мистической неуязвимости капитана Боина ходили легенды, а его везение давно вошло в поговорку в космическом флоте.

Внешность капитана не давала ни малейшего представления о его возрасте — на вид ему можно было дать тридцать, а можно было и все пятьдесят. Короткие, тронутые сединой волосы, резкие черты лица, тяжелый взгляд и какая-то общая ощутимая жесткость во всей приземистой фигуре Боина выдали бы в нем профессионального военного в любом обществе и в любом костюме. Однако война, как это ни странно, не оставила на теле капитана ни единой отметины: у него вовсе не было шрамов, естественного и неизбежного украшения всех без исключения людей его профессии, сумевших перевалить за тридцатилетний рубеж. Его соратникам не раз приходилось быть свидетелями, как капитан выходил без малейшей царапины из таких переплетов, по сравнению с которыми сегодняшнее падение могло сойти за мягкую и в полной мере комфортабельную посадку.

Юнга глубоко с наслаждением вдохнул, набрав полные легкие теплого горьковатого ветра, и откинулся на спину, заложив руки за голову.

— Разрешите вопрос, капитан! — нарушил он затянувшееся молчание. Боин чуть повернул голову в его сторону. — Сколько лет вы уже воюете?

Капитан немного помолчал, словно припоминая. На самом деле неожиданный вопрос мальчика просто привел его в замешательство. Земное летосчисление давно уже потеряло для капитана свой основополагающий смысл, как теряло его постепенно для всякого солдата, полем боя которого являлся практически весь исследованный космос. Бойн привык измерять свое время не сменой сезонов, а количеством побед и поражений в боях с врагом.

— А ты сам знаешь, сколько земных лет ты уже воюешь, парень? отозвался он наконец, обернувшись к мальчику. Тот ухмыльнулся мимолетно уголком рта.

— Я с вами уже год, капитан.

Боин дернул плечом.

— Возможно.

Да, пожалуй, мальчишка пристал к нему примерно с год назад и объявился на корабле неожиданно. Вообще-то на военном космолете не предусматривалось должности юнги, да и война испокон веков считалась недетским делом. Но этот парень был в своем роде феноменом. До сих пор оставалось загадкой, как он ухитрялся проникать на строго охраняемую военную технику, но его периодически обнаруживали в самых «горячих» секторах мирового пространства, как правило, в каком-нибудь из боевых космических кораблей. Таким образом за три года он сумел отметиться в каждой из двадцати шести разбросанных по Вселенной земных эскадр.

Отчаявшись отделаться от настырного малолетки, его отправили как-то раз в детскую колонию на Кошачью Голову. Не потому, что его действия были преступны; просто Кошачья Голова славилась тем, что оттуда еще не удавалось удрать ни одному из юных нарушителей закон. Инжоди Гил открыл счет, оказавшись первым, кто сумел сделать это. К тому времени, как Гил попал к Боину, мальчику было, вероятно, около тринадцати лет, и его имя уже успело стать притчей во языцех на космофлоте.

— Разрешите мне остаться, капитан, — сказал паренёк, когда старший помощник привел его к Боину, выудив из-под койки в собственной каюте. — Я знаю вас. я о вас слышал. Только вы можете мне помочь…

112